Миниатюры
new
Рассказы
Повести
Мой дневник
|
Поцелуй Родена (Романчик)
12…Шляпа переходит в лапки к моей Мартышке. Сейчас она будет объяснять выбранные наугад слова Родиону, и у меня есть возможность подсмотреть, как они взаимодействуют не только на логическом уровне, но и на уровне биологических полей, — пощекотать свою «отцовскую» ревность, убеждая себя, что именно он чувствует ее лучше всех.
— Ммм… это такая девушка, которая приходит по ночам к поэтам, она вдохновляет художников, му… нет, композиторов — всех творцов! Еще говорят: «его посетила…»
— Муза! — восклицает Роден, глаза которого горят, как если бы его как раз в этот момент посетила эта капризная девушка.
— Агаа, — подмигивает ему Мартышка, разворачивая уже новую бумажку.
— Не иначе как Шинкарев придумал, — бормочу я в усы. — Несмотря на предупреждение об именах собственных. Это же имя девушки легкого поведения, которая в течение ночи может посетить целую армию нуждающихся! — шепчу я Шинкареву; тот утвердительно кивает, подтверждая, что «муза» его рук дело.
— Ммм… — продолжает Мартышка. — Действие…
— Движение? Побуждение? Сила? — мгновенно реагирует Родион. Мартышка отрицательно мотает головой. — Удар? Толчок?
— Нет, не вид действия… Синоним! Первое действие в театре — это первый… что?
— Выход?
— Да нет, — морщится моя девочка. — Ну, еще бывает творческий… что?
— Кризис? — предполагает Роден, шутливо перекашивая рот.
— Нееет! — смеется Мартышка. — Сам процесс творчества! Ну, бывает творческий, бывает половой… что?
— Акт! — догадывается, наконец, Родион.
— А бывает половой, но не творческий? — шепотом замечаю я в сторону ухмыляющегося Шинкарева, по-идиотски тараща глаза.
Тот не успевает оценить глубину моего сарказма, поскольку Сусанна, следящая за временем, командует:
— Стоп! Тридцать секунд.
Игра остановлена. Мартышка рвет угаданные бумажки на две части, в результате чего получает четыре кусочка, два из которых она отдает Родену, а два оставляет себе — это их выигрыш, их «валюта», по которой в конце игры мы подведем итог: победит тот, у кого окажется больше таких половинок.
От Мартышки шляпа переходит к Родиону — он объясняет Сусанне, и они берут только одно слово. Потом Сусанна объясняет мне, мы берем два, и она передает шляпу в мои руки. Я объясняю Шинкареву, и под общий смех мы не можем взять ни одного, зато дурачимся на славу. Последним ходом Шинкарев объясняет Мартышке, и они берут одно слово. Круг завершен. Через два круга игровая ситуация изменяется зеркально: пары те же, но объясняющий становится угадывающим.
Мартышка объясняет Шинкареву, и им покоряется существительное «промискуитет», заложенное в шляпу мною. Слово они взяли блестяще, хотя Мартышке было неприятно приводить определение, в котором фигурируют «беспорядочные половые связи», — я заметил. Затем Шинкарев объясняет мне, и мы снова смешим публику вместо того, чтобы зарабатывать «валюту». Не угадав ни единого слова, я забираю шляпу к себе на колени и начинаю объяснять Сусанне, пытаясь наверстать упущенное.
В результате этих усилий мы с Сусанной берем целых четыре слова. Девушка гордо улыбается мне и, кажется, всерьез претендует на место в хозяйской спальне. Теперь она объясняет Родиону и не без успеха: они успевают взять три бумажки. Сусанна счастлива. Приходит черед Родена с Мартышкой:
— Эээ… Дорога в никуда, — формулирует наш славный мальчуган, пристально глядя в бумажку. — Дорожный знак такой есть…
— Кирпич? — поднимая бровки, предполагает моя прелесть.
— На голову, — издевательским шепотком шучу я. — Дорога в никуда. Роуд ту хелл…
— Нет, смотри: едешь, едешь и вдруг перед тобой стена — этот самый… конец! Дальше пути нет!
— Тупик! — радостно визжит Мартышка; Роден кивает, и она нетерпеливо сучит ножками. — Давай скорее дальше!
— Так-так-так… — торопится он, разворачивая листок. — Переход разведчика на сторону противника…
— Десант? Заброска?
— Нет-нет, предательство!
— Вербовка?
— Ну да, его перевербовали, и он совершил… что?
— Измееена! — с горящими очами восклицает моя девочка, и по ее лицу видно, что она попала в цель.
— Точччно!
— Стоп! — говорит Сусанна. — Тридцать секунд.
Родион протягивает Мартышке две честно заработанные половинки от угаданных слов: «тупик» и «измена». При этом он ласкает ее взглядом, любит ее глазами, перевербованную мою девочку. Нашедшую в измене выход из тупика…
Очередной круг закончен. Я встаю из-за стола подбросить в камин дровишек. Свежие поленья бойко потрескивают, и я сажусь на корточки, чтобы поправить их кочергой, закопать в пылающие угли. Краем глаза я вижу, что происходит под нашим игровым столом. Там две руки — Мартышкина и Роденовская — движутся навстречу друг другу, разъяв пальцы, чтобы сцепиться ими крепко-накрепко. Я заворожено смотрю на эту встречу, на этот сладчайший поцелуй ладоней, маленькой женской и крупной мужской — они сжимаются в объятии так сильно, что белеют косточки пальцев. Обещают друг другу вечную весну…
Поленья бодро постреливают из камина горячей смолой, я механически шевелю там кочергой, стоя на корточках и не имея возможности что-то изменить: ни положения своего тела, ни своего положения обманутого мужа. О, какая сладкая боль!
— Ой-ой-ой! — кричит над моим ухом наблюдательный Шинкарев. — Ты горишь!
Действительно, моя коленка дымится, прожженная стрельнувшим угольком. Пахнет паленым. Мне жаль стряхивать источник своего болезненного наслаждения. Пусть прожжет меня до кости. Я ведь исследую энергию этого уголька…
|
|