Миниатюры
new
Рассказы
Повести
Мой дневник
|
Родинка (геоэротический роман)
14 Наблюдать за посетителями казино — изысканное удовольствие, коему Кристя предаётся в своё оплаченное рабочее время: шестнадцать и семь десятых евро в час — во времена экономического кризиса вполне себе приличное жалование, надо сказать. Не в Германии, чай, живём... Кристя частенько изъясняется с собой на языке самых близких её людей, Илоны Зиновьевны и Григория Наумовича, которые её излечили и одновременно совратили, — выходит, они совратили девочку не в одном лишь смысле, а во многих: привили ей вкус не только к языку лижущему, но и языку говорящему, словесному, русскому. Теперь лексика Кристи богата как жаргонизмами, англицизмами и испанизмами, так и словечками уходящими — она прикрепляет их к речи, как винтажные украшения. По-русски, правда, теперь больше виртуально, хотя родноязычной публики на Коста дель Соль всегда хватает — она слышит её по сто раз на дню.
Кстати, уже два месяца она ходит на курсы испанского — по настоянию Пако, конечно: он считает, местным наречием ей надо владеть безукоризненно. Кристина совсем не против, хотя чисто по звучанию предпочла бы итальянский. Но так легла её карта — в жизни всё, как в казино: выбора нет — играешь тем, что выдал дилер. Мало-помалу у неё складывалось представление, за что ей платят по сто евро в день, — она ощущала это по взглядам мужчин, скользящим по её коже: Кристя создаёт им нужный настрой. Точнее, настрой, нужный Пако: она, как кошка в придорожном кафе, — ласкает взгляд дальнобойщика. Даже больше, служит талисманом — на кого подняла глаза, тот чувствует себя счастливчиком: может жать на гашетку до красной зоны — всё нипочём, доедет благополучно. А то ведь случаются и катастрофы…
Разумеется, Пако она нужна не только для этого — ещё дедушка готовит из неё настой. Апартаменты снабжены ванной-джакузи с подогревом; её наполняют минеральной водой с добавлением горных трав, и Кристя принимает в ней получасовую процедуру, которой испанец руководит лично — начиная с трав и кончая раздеванием главного фабриката будущего снадобья с последующим погружением и омовением. Руководит — точнее не скажешь: его руки, его вода и его персональное руковождение: Пако водит руками, что называется, до победного. Произнести «конца Кристи» было в данном случае вульгарно — её оргазм напоминает, скорее, праздник на воде с фонтанами и фейерверками…
После получения Кристиного полового экстракта Пако погружался в настой сам — он плескался и нырял, втирая его в себя, фыркая и захлёбываясь им, этим её девичьим бульоном со свежайшим эякулянтом, животворной влагой её организма — так что по завершении, скажем осторожно, процедуры купания, в объёме джакузи местоимела — конечно, потенциально, — средних размеров цивилизация. Кристя тоже всегда помогала дедушке достичь Эвереста — не по условиям контракта, а из чистого энтузиазма, собственной любви к искусству: её ностальгически грела похожесть Пако на её первого учителя, авангардиста от морали Малевича.
В отношениях с испанцем Кристину прежде всего увлекала игра на струнах его влечения, которая была удивительно синтонна её либидо: возбуждая старика, она щекотала и свою родинку, обращаясь к воспоминаниям детства. Верна была пропорция: двадцатилетняя Кристя так же относится к Пако, как девятилетняя — к Малевичу. Только в случае с Пако Кристина действовала уже совершенно сознательно, всецело понимая, чем она является для дедушки: шпанская мушка богатого импотента. Иной раз она дразнила его до нервного тика — до тех пор, пока доведённый до тремора рук Пако тянулся к сигарете: доставал её из своего золотого портсигара, начинал нервно мять, всё более и более нетерпеливо нюхать сырой табак, глубоко втягивая его головокружительный аромат — ностальгия по себе молодому, когда испанец курил запоем.
Вот тогда она подходила к нему и прижималась вплотную лобком, разрешая, наконец, снять с себя трусы, — таким именно образом вела бы себя одушевлённая виолончель, умеющая летать в воздухе над оркестровой ямой: музыканты разыгрываются, извлекая из своих инструментов случайные ноты, наполняющие пространство нестройным звучанием, но когда ухо начинает улавливать в этой какофонии зачатки будущей мелодии, она покорно опускается в руки виолончелисту, и он, истекающий слюною маэстро, нетерпеливо расчехляет свою возбуждённую девочку, чтобы, взмахнув смычком, начать наконец солирующую партию — поставив всё на свои места: одним лишь кивком головы, движением век, бровей, губ заставить весь оркестр звучать в унисон…
Кристина обожала импровизировать на щекотливые темы: совращение, преодоление детского стыда, нарушение табу, — делая их лейтмотивами своих увертюр, соблазняя старика и давая ему соблазнить себя. Да что там увертюры — она позволяла себе устроить полновесный спектакль, сюжет которого могла выдумать на ходу. Буквально высосать его из пальца. Был случай: Пако позвонил во время сиесты и предупредил, что сейчас зайдёт — ему нужно оставить до завтра какую-то сумку. Кристя сонным голосом отвечала, что она отдыхает, и чтобы он открыл своим ключом, сделал всё, что ему нужно, но её не будил.
Произнеся эти слова: делай всё, что тебе нужно, но меня не буди, — Кристина мгновенно воспламенилась желанием превратить это в ключевую фразу театрального представления и сделать её паролем их явочной встречи. В своём реквизите она быстренько нашла детский пижамный гарнитур: футболочку и штанишки с изображением утёнка Дональда, — и натянула всё это на себя, хотя до звонка лежала обнажённая, принимая воздушную ванну. Затем Кристя навела в постели небольшое свинство: рассыпала по подушке кукурузные хлопья и бросила рядом надкусанный банан. После этого она забралась обратно на ложе, сделавшееся теперь подчеркнуто детским, сбросила на пол край скрученной жгутом простыни, а сама свернулась калачиком, поджав пяточки под попку. Для полноты образа Кристина закрыла глаза, засунула в рот большой палец правой руки и принялась посасывать его — как бы во сне…
Дальнейшее действительно происходило словно сквозь сон — настолько глубоко Кристя погрузилась в роль дремлющей лоли: сладкий послеобеденный тихий час в старшей группе детского сада; дежурный инспектор-маньяк, проникший в палату по пожарной лестнице; неуверенные попытки осторожного лапанья ребёнка через одежду, постепенно становившиеся всё более настойчивыми, по мере того, как на пижамных штанишках расплывалось влажное пятно в области примыкания к гениталиям; грубая пожарная речь: — ты сама хочешь этого, маленькая сучка! — и тому подобное, перемежаемое грязными ругательствами; неловкие попытки раздеть ребёнка с последующим разрыванием штанишек по главному шву — сухой треск пижамной промежности, вызвавший полное осатанение извращенца, который на вершине аффекта воскликнул: ты вся будешь трещать у меня по швам! — и, обнажив свой пожарный инвентарь, тыкал брандспойтом в полураскрытые губы девочки, приговаривая: — соси его, детка, это вкусно!..
Когда Кристина через пару часов очнулась от забытья тихого часа, в апартаментах она обнаружила три изменения: в углу гардеробной дорожную сумку; на себе порванные штанишки с утёнком Дональдом; на столике под ноутбуком 500-евровую банкноту.
|
|