Миниатюры
new
Рассказы
Повести
Мой дневник
|
Родинка (геоэротический роман)
7 В этом месте, прежде чем рассказать, что произошло с Кристей дальше, сделаем шаг в сторону и расскажем то, что с Кристей не произошло, — иногда это бывает не менее интересно.
Той же именно неласковой московской зимой приехал в столицу некто Алексей Н. из города Х. Приехал просто в отпуск — прожил на свете тридцать три года и ни разу не был в Москве — побродить, поглазеть и просто сменить обстановку — опостылел ему его родной Х. уже изрядно. Он поселился у своей дальней родственницы, проживавшей в точности такой же квартире, как семья Родинцовых, только этажом выше — так что небольшая комнатка, куда Лёшу поселила тётя (пусть будет просто тётя, дабы не разбираться в родственных связях по отцу или матери), располагалась аккурат над Кристиной кельей — такой же четырнадцатиметровой комнатушкой, служившей у Родинцовых «девичьей».
В своём городе Х. Алексей служил на некоем предприятии Y. — то ли в лаборатории, то ли отделе какой-то наладки или какого-то контроля — важно, что он нормально шарил в компьютерах и был к тому же истый анимешник. Аниме-отаку, как называли сами себя ему подобные. Среди них Лёша был отакнутым даже более других отаку: в свободное от работы на предприятии Y. время он добровольно и бесплатно делал переводы аниме с японского на русский, собственноручно изготавливал русскоязычные титры и выкладывал дублированные фильмы в интернет — просто, что называется, из любви к искусству. И ошибутся те, кто предположит, например, некую материальную заинтересованность нашего отаку в виде открытого на его имя банковского счёта в йенах и регулярных поступлений от общества российско-японской дружбы, — ничего подобного, просто за «спасибо».
Отдадим должное аниме-сообществу: эти «спасибо» то и дело звучали в Лёшин адрес на интернет-форумах, где заинтересованные в этих переводах поклонники жанра густо тусуются. Активно участвовала в тех виртуальных сходках и московская школьница Кристина Р. — это была совершенно закрытая от родительского глаза сторона её жизни. В то время как Лёшу она прекрасно знала — правда, под его сетевым ником Niji — и даже не раз говорила ему то самое простое «спасибо» — разумеется, по-японски: arigatou, — служившее символической оплатой его труда. Среди прочих Лёше не раз попадался на глаза Кристин сетевой ник: Rodinka.
И вот казус: в один прекрасный момент Кристя оказалась буквально в трёх метрах от Лёши — если мерить по вертикали, — и физически их разделяли всего-навсего какие-то дециметры перекрытия. Если бы Кристина прислушалась, она различила бы даже скрип половиц, когда он вставал с дивана и шёл на кухню. Как, впрочем, и наоборот: до Лёшиного слуха мог долетать голос Кристиной матери, когда та звала дочь ужинать: «Крис-тяяя-ааа!.. Кста-лууу!»
Нет, наши герои просто не обращали внимания на эти посторонние звуки — их мысли и чувства были в другом. Однако в одном и том же, общем для обоих предмете — предмете их жадного интереса. Совсем не чужды были Лёше и хентайные страсти, в коих Кристя купалась, захлёбываясь и уже почти теряя сознание.
Грешил Лёша и тем, что его строгая мама называла когда-то членовредительством — в детские Лёшины годы — имея в виду, соответственно, рукоблудие, — и в свои тридцать три он предавался самоудовлетворению столь же неистово, как когда-то в тринадцать. Если только не с большим упоением, благодаря развитому за два десятилетия воображению и продвинутому эстетическому чувству — во многом благодаря искусству манги и аниме, с которым он многие годы тесно соприкасался, и в котором его, как ничто другое, волновала трогательная наивность детских ликов и голосов, на языке отаку именуемая кавай.
Кавайные девочки и мальчики, дяди и тёти — похожие на укрупнённых детей, — хвостатые собачки — и отчего-то особенно киски, — травы и деревья — все они в мире аниме были изумительно прекрасны. Исключая разве что сугойных персонажей, которые, в противоположность первым, были изумительно ужасны. На кавайных же хотелось смотреть, не переставая, вбирая излучаемую ими энергию счастья — как на сакуру во время цветения, в тот короткий период распускания, когда ты, кажется, можешь видеть лёгкое шевеление шелковисто-розовых лепестков в свете утренней зари.
Не мудрствуя лукаво, можно просто сказать, что именно кавай был источником Лёшиного вожделения — выделения его железами внутренней секреции соков любви в ответ на кавайные образы волшебных японских картин. Так что же всё-таки не произошло с нашими героями — чуть было не сказал анимешными?
Кристя с Лёшей так и не встретились — ни взглядами, ни ладонями — и не пришли в соприкосновение их слизистые оболочки, и не слились сочащиеся их них частицы влаги — которые, собственно, и были причиной возможности такого слияния. Весьма в нашем случае вероятного. Разумеется, ему предшествовали бы часы, дни, недели просмотренных вместе фильмов, сидение на коленях, ношение на руках, лежание на татами — так Лёша назвал бы толстый шерстяной ковёр с бурыми медведями, занимавший добрую половину Кристиной гостиной, — прогулки, посиделки и неизменные погляделки в глаза друг другу — как чтение тайных рун.
|
|