Миниатюры
new
Рассказы
Повести
Мой дневник
|
Процедурная Специальная версия для внеклассного чтения на чердаках и в подвалах
3При входе в процедурную стоял большой белый стол, сверху его освещала бестеневая хирургическая лампа. Шкафы с медикаментами и аппаратурой занимали большую часть левой стенки по обе стороны от окна. В дальнем конце находились туалет и ванная комната, а вдоль правой стены располагалось несколько черных топчанов, отгороженных друг от друга фанерными ширмами. Над топчанами крепились электрические разъемы для подключения приборов и большие хромированные серьги, в которые при необходимости продевали концы фиксирующего материала. Откуда-то тихо доносилось радио.
Воздух здесь был насыщен испарениями этилового спирта — под столом стояло оцинкованное ведро с использованными ватными тампонами; на нём кроваво-красным зигзагом с жутковатыми подтёками зияла цифра «3». К резко- спиртовому запаху примешивался горьковато-едкий аромат разогретой пластмассы, и вместе они создавали специфическую атмосферу лаборатории для проведения биологических опытов. Из приоткрытой двери туалета несло то хлоркой, то мочой.
Ясю Скворцову привязали к дальнему от входа топчану, туда обычно клали под клизму: рядом на стене постоянно висела кружка Эсмарха со свисающим до пола розовым шлангом. Девочка лежала ничком и смотрела, как дергается от сквозняка ниточка пакли, свисающая с батареи отопления.
— Меня зовут Рашит Ильясович, — сказал Сульфидов, подходя к больной. — Я твой лечащий врач.
Ниточка пакли повисла строго вертикально и не шевелилась — видимо качавший ее поток воздуха поутих. Молчала и Яся.
— Давай знакомиться, — продолжал доктор. — Ты скажешь, как тебя зовут?
Он присел на край топчана и положил руку на плечо девочки. Яся вздрогнула, как от удара электричества, и напряглась. Ниточка пакли качнулась влево и застыла в этом отклоненном положении — сквозняк возобновился.
— Я хочу поговорить с тобой о твоих проблемах, — мягко сказал доктор. — Мы должны быть друзьями, тогда вместе мы сможем победить болезнь… Как ты сейчас себя чувствуешь? Где-нибудь болит?
Ниточка пакли вдруг упала, качнулась в противоположную сторону и принялась раскачиваться наподобие маятника.
— Гврряааа!.. Ааа! — не то заныла, не то зарычала больная. — Щагарряааа!..
— И что это значит? — с подчеркнутым спокойствием спросил Сульфидов. — Объясни мне, пожалуйста, по-человечески. — С этими словами он почти по-отцовски погладил Ясю по голове, затем спустился ниже и обхватил ладонью тонкую шейку, слегка сдавив её пальцами.
— Манаряаа! — истошно завопила девочка, как будто её режут.
— Нет, радость моя, так у нас дело не пойдет. Ты всё перепутала и играешь не за ту команду. Ты подчинилась своей болезни, объединилась с ней против людей. Болезнь эта похожа на зверя, который цепко держит тебя в своих лапах, не хочет отпускать! Я пришел к тебе, чтобы помочь вырваться из этих хищных звериных лап…
— Йомыррууу! — перебила его больная.
— Не спеши возражать, — как ни в чем не бывало сказал доктор. — И вообще не спеши. Я сейчас осмотрю тебя, а ты пока подумай, как жить дальше.
Он опустился на колено возле изголовья топчана и коснулся лица девочки. Взяв Ясю за подбородок, Сульфидов известным психиатрическим приемом ловко распахнул ей рот, с двух сторон надавив пальцами на скулы. Ему открылась дуга белых зубов в ярко-розовом обрамлении плотных мясистых десен. Эта картина всегда восхищала Рашита, еще с тех пор, когда он тайком от родителей листал цветные вкладки Большой Медицинской Энциклопедии в кабинете отца.
Но особенно Сульфидова интересовал язык ребенка: его размеры, цвет, фактура, подвижность, — вместе эти признаки могли рассказать доктору о многом. Рот и все прочие входы в организм он обычно изучал долго и тщательно — нельзя исключить, что даже и с удовольствием, — уделяя особое внимание состоянию слизистых.
— Зубки у нас чудесные, — отводя верхнюю губу, похвалил доктор. — Давай теперь покажем горлышко. Скажи: ааа!
Яся скосила глаза на батарею, где находилась спасительная ниточка пакли. Сейчас она опять висела строго вертикально. Был штиль. И девочка безмолвствовала.
Сульфидов, не ослабляя хватки, погрузил большой палец правой руки в рот больной и, придавив язык, заглянул внутрь. Там, в сужающемся темном проходе загадочно поблескивали две аппетитные миндалины цвета спелой клубники. Сверху над ними подрагивал маленький гладкий язычок, пересеченный ниточкой слюнки.
— Горлышко у нас тоже вполне милое, — с едва заметной улыбкой констатировал доктор.
Он отпустил язык и ласково потрепал девочку по щеке. В это мгновение здание содрогнулось. В шкафу с медикаментами что-то звякнуло. Дверь процедурной распахнулась настежь, подхваченная порывом ветра. Ниточка пакли, свисающая с батареи, резко отклонилась в сторону, приняв почти горизонтальное положение. Сульфидов вздрогнул и повернул голову, слегка ослабив хватку челюсти.
Тотчас больная дернулась всем телом, оскалила зубы и в отчаянном рывке укусила Сульфидова за запястье — в то место, куда прикладывают палец, измеряя пульс; в зубах у нее остались фрагменты тканей, а подбородок испачкался кровью.
— Круйооо!.. Круйооо! — радостно и зло орала девочка.
— Йооо!.. Йооо! — голосил доктор, корчась от боли и зажимая рану здоровой рукой.
|
|