сегодня 15 сентября, понедельник. Но и это пройдет... Впрочем, я лгу.


Disclaimer · Новости · Отзывы · Ссылки ·
Контакты · Добровольные пожертвования

Мой дневник

Мой дневник




Поставьте к себе на сайт баннер:

Код:
<a href="http://alokis.com" title="Алеша Локис. Запретные влечения"><img src="/Images/banner88x31a.gif" alt="Алеша Локис. Запретные влечения"></a>
еще варианты:


Мои друзья:

Смайлики



12345678 1011121314151617181920
21222324

9

К своим сорока годам Коленька Баландин сделался взрослым не совсем вполне. Роста он был невеликого, возраста на вид неопределённого, походку имел расхлябанную, повадку странную: он то озирался по сторонам, как бы кого-то ища или к чему-то прислушиваясь, то самоуглублялся до такой степени, что пугал встречных неподвижным взглядом, при этом ступая куда придётся, не замечая луж, собачьих кучек и приоткрытых люков; а то подымал взор к небу и самозабвенно «считал ворон» — как некогда выражались Ромашкины школьные учителя. По всему было видно, что человек он какой-то не установившийся, покуда бесхребетный — такого назвали бы, пожалуй что, размазнёй — извиняя сей изъян разве что мальчику-подростку, не нюхавшему пороха, — читай: не принявшему присяги и не познавшему брутальной казарменной законности.

И кто только ни пытался Коленьку охребетить: детский сад, школа, двор, — да всё без толку. Веткинская катастрофа и годы монастырского послушничества тоже не причастили мальчика к славному отряду позвоночных — он остался тем же блаженным, только с неизбывной печалью во взгляде, натурально напоминая теперь юродивого. Обитель же божья лишь добавила ему аккуратности да любви к уединению, имеющую начало в совсем не детской самодостаточности и совсем детской мечтательности: временами он впадал в состояние сказочного полёта и буквально грезил наяву. При этом глаза его становились удивлёнными и светлыми, точь-в-точь как у маленького мальчика, завороженного выступлением бродячего цирка, а губы шевелились, шепча что-то нечленораздельно восторженное.

Сторонний наблюдатель, пожалуй, лишь развёл бы руками, не понимая, как такой человек ориентируется во времени и пространстве, — тем не менее, Ромашка имел свою систему координат, простую и зримую. Его клоунский календарь был представлен в сознании как разворот школьного дневника с понедельником в левом верхнем углу и субботой в правом нижнем: все предстоящие события будущей недели Коленька заносил на нужный день и час, подобно расписанию уроков и домашним заданиям — с номерами параграфов и пометками типа «выучить наизусть» или «не забыть чистую тетрадь». Верхнее поле служило для дел, которыми надо было заняться в принципе, не в конкретный день и час, а вообще — там можно было встретить, например, такое: «сценарий концерта!», «ремонт ресивера!» и даже «к зубному!» — эти записи он делал красными учительскими чернилами, снабжал восклицательными знаками и даже обводил в рамочки.

Бывали периоды, когда Коленька реализовывал этот свой органайзер на бумаге, — тогда он пришпиливал от руки расчерченный лист на боковину книжного шкафа возле письменного стола и пользовался им как шпаргалкой. Туда же заносились номера телефонов, имена, адреса, денежные суммы. Таким образом, Ромашка смотрел на текущее время через призму школьного дневника, и случались в его жизни дни, когда какая-нибудь злополучная среда омрачалась жирной тёмно-фиолетовой кляксой с последующим кроваво-красным замечанием: «Потерял бумажник с деньгами и документами!»

Такая визуализация календарного времени имела одну особенность, которую сам Коленька поначалу даже не осознавал: на развороте школьного дневника отсутствовал последний день недели, воскресенье. Три первых дня шли один за другим по левую руку, три вторых — по правую, левое с правым было хорошо уравновешено, но седьмой день напрочь выпадал из этой стройной симметрии, норовя пристроиться где-то между субботой текущей недели и понедельником следующей, — однако меж ними была лишь толщина бумажного листа — которую правильнее было бы назвать тоньшиной! — начисто лишённая площади.

И это было ужасно несправедливо, ибо подразумевало ущемление нашего чудесного школьного воскресенья — его уплощение до тоньшины бумаги, — таким образом, видимая стройность школьно-дневниковой модели времени была только иллюзией. Коленьку подсознательно мучила её ущербность — он как бы силился заглянуть в практически нулевую, пренебрежимо малую толщу края бумаги, расклеить его, расщепить, чтобы войти в это сказочное зазеркалье школьной жизни — детское воскресенье, которое, как ему всё отчётливее представлялось, взрослые украли у детей, сокрыв от них нечто очень важное — если не самое главное! — что составляет отраду их полновесной взрослой жизни (la vie adulte), а именно, чувственную её сторону.

Это его желание проникнуть туда было сродни ребячьему любопытству ко всему, что спрятано от глаз по высшему родительскому указу: под тонким ледком ли, вафельно хрустящее и кисельно хлюпающее подтаявшей мартовской лужей, в коробке ли со спичками, неугомонно шуршащее майским жуком, способным одним пыхом обратиться в огненного июньского петуха, под нежным ли трикотажем июльских девчоночьих трусиков, пульсирующее томительным ожиданием раскрытия горячей и влажной тайны, — всё это оставалось для Коленьки волнующей запретной территорией, экскурсии на которую регламентом школьной жизни не предусмотрены, — как не предусмотрена в сером ученическом дневнике эйфорическая сиеста прекрасного воскресенья.

Его фактическая спрятанность сообщала желанию силу навязчивости, дразнила своей недоступностью. Вообще, создавалось впечатление, что из жизни детей взрослые бесчестно — исподтишка, под наркозом, как кастрируют кошек — ампутировали нечто радостное, безумно привлекательное и даже совершенно необходимое живому существу, чем слывёт меж ними эротическое наслаждение, как если бы кто-то недобрый, напрочь забывший своё собственное детство, распорядился физиологические удовольствия детям — отменить. Или, выражаясь бюрократически, считать их наличие отсутствующим. Не заикаясь уже о необходимости физиологической разрядки для биологического объекта под названием «ребёнок человека»…

Со временем Ромашке надоело еженедельно менять расписание своей жизни, висевшее на стене, и он стал попросту накрывать им письменный стол, используя для этой цели обороты театральных афиш, которыми его в изобилии снабжал знакомый археолог мусорных контейнеров Сидоров. Это упрощение явило собой новый концепт настольного органайзера, который был одновременно и записной книжкой, и скатертью, менявшейся раз в неделю: Коленька теперь без затей укладывал лист будущей недели на лист предыдущей, и если требовалось восстановить события прошлого или отыскать записанный в «дневнике» номер телефона, он буквально поднимал прошедшее время, лежавшее слоями под прессом его локтей.

Текущая неделя клоуна при этом получала зримые символы, выраженные предметами, которые Ромашка держал на столе: так, например, телефонный аппарат стоял чуть выше понедельника; где-то над четвергом покоилась тяжёлая миномётная гильза, служившая стаканом для ручек и карандашей; слева лежали книжки, прижимая к столешнице вторник со средой; а когда Коленька, полуночничая, приносил с кухни чашку с горячим чаем, то она ставилась в порядке вещей на пятницу с субботой, где потом оставались бурые круги, сообщавшие последним дням недели лёгкую небрежность дружеского застолья. И только несчастное, обиженное воскресенье бесприютно ютилось где-то на отшибе — обычно прилепленное к субботе и вечно притесняемое правым локтем — как нечто не вполне законное, потихоньку сворованное из родительской спальни.

Разумеется, любой нормальный взрослый без колебаний отнёс бы всё вышеизложенное к Ромашкиным личным заморочкам и посоветовал бы носителю оных «лечить голову» — это в лучшем случае. Более искушённый в предмете заподозрил бы в описанном явное психопатическое отклонение, связанное с сексуальной сферой, и даже предположил диагноз «педофилия», а далее, зная, что означенная девиация неизлечима, рекомендовал ему на выбор кастрацию химическую или кастрацию механическую. И коль скоро законы наши пишутся людьми взрослыми и нормальными, можно с уверенностью заключить, что Коленька Баландин был заведомо обречён.


12345678 1011121314151617181920
21222324

Архив новостей

02.05.13 Безусловная польза регулярной половой жизни
09.03.09 Anastasia Chernyavsky Photography
08.03.09 Алиса в Коробке со специями
07.03.09 Весна. Истома... Секас?
06.03.09 Феи и эльфы на ладони
Disclaimer · Новости · Отзывы · Ссылки · Контакты · Добровольные пожертвования
Митя и Даша · Последняя жизнь · Чепухокку · Электрошок · Пазлы · Процедурная · Божья коровка · Лолка · Доля ангела · Эффект бабочки · Эбена маты · Андрей Тертый. Рождество · Хаус оф дед · Поцелуй Родена · Белые крысы · Маслята · Смайлики · Три смерти · Ехал поезд запоздалый · Гиперболоид инженера Яина · Стилофилия · Школьный роман · Родинка · Лихорадка Эбола · Красненькое оконце · Версия Дельшота · Смертное ложе любви · Bagni Publici · Смерть Междометьева · Пелевин и пустота · Сладкая смерть
В оформлении использованы работы: САЛЛИ МАНН, ТРЕВОРА БРАУНА, ДЖОКА СТАРДЖЕСА, РЮКО АЗУМЫ, СИМЕНА ДЖОХАНА, МИХАЛЬ ЧЕЛБИН и других авторов, имена которых нам не известны, но мы будем признательны, если вы сообщите их в редакцию сайта.
Copyright © , 2008-2018.
При использовании текстов прямая активная ссылка на сайт обязательна.
Все права охраняются в соответствии с законодательством РФ.